Встреча между этажами

Кажется, Ремарк заметил в романе “Тени в раю”, что женщины в чужой стране кажутся загадочными уже оттого, что не понимаешь, о чем они говорят. А как только начинаешь понимать - разочаровываешься. Все те же сплетни, бытовые разговоры о тряпках, мужиках и деньгах.

Но есть и другое мнение. Оно такое: если ты познаешь женщину чужой страны – значит, познаешь и страну…

Мнение самих итальянцев о своих женщинах выглядит примерно так: чем ближе к югу Италии, тем более рабски они преданы. И если кто любит специфические отношения повелителя-хозяина и служанки-рабыни, то жену или подругу пусть ищет где-нибудь поближе к Сицилии.

Севернее, где патриархальные отношения считаются пережитками, женщины постепенно превращаются в американских и подражающих им европейских (и российских) бизнесвумен с соответствующими запросами и слабостями. Самую высокую планку в этом отношении держат утонченные миланки и богатые туринки.

Флорентийские женщины умны и очень расчетливы. Но, по словам самих флорентийцев, несколько неряшливы и ленивы.

Венецианские дивы странны и непредсказуемы, как сам город. Самые богатые и просто обеспеченные почти не живут в нем из-за климата большую часть года. (А еще надо отметить, что на протяжении нескольких столетий, в период расцвета этого города-государства, здесь было самое большое в Италии число проституток на душу населения).

А самые яркие – это римлянки и неаполитанки... Вот здесь каждый итальянец может рассказать свою потаенную историю, поднося пальцы к губам, произнося “белиссимо!” с блуждающей ностальгической улыбкой. (Впрочем, с еще большим пылом те же итальянцы вспоминают роковые встречи с русскими...)

В республике Сан-Марино живут, пожалуй, самые недоступные (не только для россиян, но и для всех остальных) женщины Италии. Почти пожизненный срок (35 лет!) надо вытерпеть желающему получить гражданство, если он женился на коренной сан-маринке. Но и этого мало! Его жена на этот же срок теряет свое гражданство (вот тут и наступает воистину проверка чувств на прочность). Правда, женщина-иностранка (новая кровь, приятная стареющим богатеньким аборигенам) делается гражданкой Сан-Марино в случае брака с местным жителем уже через семь лет, хотя при этом и не получает сразу всех льгот.

Но такие непролазные правила существуют, конечно, лишь для тех, кто решил жить с женщиной из Сан-Марино исключительно “в законе”. А так, если вы их найдете – свободных, – все намного упрощается…

Но найти их сложно. В местных магазинчиках (по сути, весь Сан Марино - огромный дьюти фри, где дешевле всего алкоголь, кожаные изделия и ювелирные украшения) вы обнаружите только сморщенного сластолюбца из туземцев и какую-нибудь белоруску или хохлушку (молдаванки тоже не редкость), которые стоят в дверях винных баров и зазывают русских “туристо” “дринкануть” на дармовщинку.

Надо сказать, что не одни только русские на это покупаются. Своими глазами видел шведскую пару под семьдесят (ну знаете, такие ухоженные, морщинистые, розовые, с ослепительными искусственными зубами-витринами – в общем, рекламные - про счастливую капиталистическую старость). Так они набрались бесплатно в одной из винных лавок в зюзю и еще взяли с собой, ошалев якобы от дешевизны, бутылок пять шотландского виски, три-четыре коньяка литрового, остальное добрав граппой, вермутом и водкой (“Столичной”).

А вообще, это, конечно, классно: переходи из одного бара-магазина в другой и пробуй все, что хочешь. Иди дальше - в гору, пока не окажешься на самом верху (там крепость-башня с платным входом и последним бесплатным алкогольным форпостом-точкой на подходе).

Побродив по этой крошечной республике и зная, что завтра буду уже в Москве, я, напившись в местных барах дармового, по приобретенной привычке туриста-экстремальщика стал искать себе развлечение. Начал заходить в каждый попадающийся на глаза отель и спрашивать: “Вы имеете сингл? А сколько он стоит?” И когда мне говорили: “Йес, сэр”, я требовал его еще и показать, производя переполох среди отельной прислуги, схожий с тем, что устроил Остап Бендер, в конце концов поселившийся с Кисой в самом дешевом номере стиля “каменный век” - две кровати и тумбочка.

Я давно понял, что в Италии из-за налогов все, как правило, занижают качество сервиса, и в однозвездном пансионе можно жить с чашей роскошного фонтана (иногда еще и функционирующего), сработанного безымянными рабами Рима задолго до Рождества Христова. И иметь в номере душ, при этом вода льется прямо из барельефа какого-нибудь забытого императора тех же веков.

Вот так, развлекаясь-охотясь, я наконец зашел в отель “Глория” с качеством услуг, обозначенных двумя звездами. Глорией звали и портье. Впоследствии выяснилось, что она является и хозяйкой отеля тоже.

“Не ходи туда – козленочком станешь”, - говорил мне до этого Марио, владелец одного из магазинов с бесплатной выпивкой, когда я ему сказал, что, может быть, задержусь на день в их гостеприимной стране, и показал кивком на гостиницу напротив (это и была “Глория”).

Еще кто-то шепнул про Глорию: “Она здесь знаменитость, и все местные мужики ее прокляли…”

А у нее были глаза как небо Сан-Марино поутру, если смотреть на него с трехглавой вершины Монте-Титано, – голубые и с поволокой. И лицо мадонны и актрисы Гундаревой в молодости.

- Do you have single room for me?.. May be, I can look this now? How match this single?

Она взяла ключи со стойки и пошла показывать мне номер. Прижав беспомощные (мне почему-то так показалось) белые пухлые руки к талии и чуть покачивая очень выпуклыми бедрами, которые почти касались стен узенького итальянского коридора “сапожком”.

И на его “мыске”, за поворотом, на лифтовой площадке, в квадрате полтора на полтора, она сказала по-английски, чуть спотыкаясь на словах:

- Ваша комната имеет быть на третьем этаже. Вот лифт. Я очень извиняюсь, что он такой неудобный.

И вошла в лифт первой, с трудом повернувшись, протирая собой, кажется, и до того уже протертые до блеска стены. А я, когда влез (без вещей, они остались у стойки), оказался в нескольких сантиметрах от глубокого выреза платья.

Собственно, на платье я и не смотрел вовсе, а видел исключительно то, что было внутри него. Великолепные экземпляры женских молочных желез, очень и очень редко используемые владелицами по прямому назначению.

Потом вытащил, стараясь целомудренно ее лишний раз не касаться (какое там!), прижатые к заднице руки (их сразу стало некуда деть) – только так можно было закрыть створки, и только тогда эта тесная камера, дребезжа по-стариковски и покачиваясь, очень медленно двинулась вверх…

Она подняла на меня глаза и, поймав мой безумный взгляд, ухмыльнулась и, кажется, подмигнула.

А я больше не мог с собой совладать. Меня неудержимо потянуло - хотя бы, просто как подростку, все это богатство потрогать. Какие там, к черту, последствия - больше не выдержать! И я погрузил свои затекшие от бесполезности руки внутрь выреза, уже ошалев окончательно от близости цели – наверное, похоже ведет себя наркоман в предвкушении спасительного укола-кайфа.

И вот ощущение ее тела на моих затекших до истомы ладонях; ее глаза – изумленные и вдруг, к радости для меня, загорающиеся ответным огнем. И вот уже ее избыточные губы тянутся к моим, хотя она и шепчет по-английски, выталкивая порциями:

- Ты крейзи, ты обалдел, это насильно, тебя ведь я могу…

- Нет-нет. Что ты! Почему? Я хороший. Я очень правильный и честный. А вы прекрасная женщина. И я очень тебя хочу. Ну пожалуйста, вы же видите, как я вас хочу...

Лифт уже давно стоял. Она попыталась выйти и освободиться, но на этом этаже, как выяснилось, двери находились в другой стороне и сбоку (это часто бывает в итальянских домах), к тому же они были заперты мной. Потом кто-то из нас случайно нажал кнопки, мы поехали вниз, потом вверх. Потом опять вниз. Вверх...

Все это продолжалось, что называется, целую вечность, но все же не больше получаса.

И наконец все закончилось. И лифт тоже остановился. Между этажами.

Но сначала мы этого не поняли, потому что очень долго и с трудом одевались в этом пенале (странно: разделись мы очень быстро). А тут вещи стали как змеи, обвивающие знаменитого греческого Лаокоона с сыновьями. Их приходилось разматывать из скрученного змеиного состояния и как-то натягивать на себя.

Наконец оделись. И тут только обнаружили, что лифт застрял.

Была какая-то суета с нажиманием кнопок, пока я не осознал, что это надолго и что я опаздываю на самолет…

И тут вдруг она заговорила-заголосила… по-русски, обращаясь в потолок кабинки:

- Господи, опять влипла. Но за что? Это только со мной такое может случиться. А я ведь только начала налаживать здесь отношения… Ну что ты на меня вылупился, швед или кто ты там. Поляк, голланд?

- Я вообще-то русский.

Тут она начала хохотать, сотрясаясь всеми частями опять набухающего тела и сотрясая кабинку лифта. Впрочем, мы были одно целое. И внутри, в нашем маленьком мирке, лично у меня все это опять вызвало определенные ассоциации, а потом и соответствующие действия...

- Что, опять? Ну узнаю своих. Ой, только не так быстро, ну подожди, дай отдышаться.

- Как тебя зовут? Как тебя зовут? Ты действительно Глория? - зачем-то очень ритмично спрашивал я ее.

В новом исступлении мы опять заняли все пространство тесной кабинки, и, наверное, все императоры Рима, вынырнув из пламени адского огня посмотреть на нас и вспомнить свои забавы, аплодировали такой потехе и такому повороту событий.

- Что будем делать, дружок? Вызывать местную 911?

- А ты знаешь, что я опоздал на самолет? В общем, мне теперь все равно, когда нас освободят. Правда, ноги и все остальное уже затекают... А как ты всем этим стала? Ну понятно, вышла замуж.

- А я думала, тебе все уже доложили… Я ведь видела, как ты вышел от Марио… Я тут, можно сказать, знаменитость. Ведьма… Если бы все случилось на сколько-то там веков раньше, они бы с удовольствием сожгли меня на площади перед своей жалкой крепостью…

Тут мы с ней опять встряхнулись-передвинулись, как делают собаки в машине, когда приходится ехать, ждать и терпеть под сиденьем. И мы тоже, поместившись поудобней, почему-то так и не вызвав никого на помощь, обнявшись по русскому обычаю, завели разговоры по душам. Так я услышал историю Глории-Кати из Вятки.

- Два года все было более-менее хорошо, а потом я только терпела – целых десять лет. Все мне сочувствовали, что вышла замуж за такого урода во всем. И тут же предлагали свою помощь. В постели… Наконец мне надоело отталкивать все эти безмерно довольные собой рожи. Потом, через столько лет мытарств и унижений, был развод.

Два года она судилась с мужем, пытаясь выцарапать у него хоть что-то. Несколько первых судебных заседаний проиграла. Другая бы смирилась, а Глория, заняв деньги где можно, не сдавалась. (К этому времени ее историю знал весь Сан-Марино. И многие, в основном женщины, не говоря уж о тех, кто ждет вожделенной сан-маринской прописки, кстати, были на ее стороне.)

И она выиграла процесс! Пошатнула устои и создала прецедент.

Еще после трех лет тяжб ей присудили содержание за все эти годы плюс кучу миллионов сан-маринских лир за моральный ущерб (получилось примерно 75 тысяч долларов США). Какую-то часть ее униженный сластолюбивый муж, скрипя зубами, заплатил деньгами, но главным выигрышем пухленькой девочки из Вятки стала гостиница “Глория”, в которую она сразу влюбилась.

- Это мое. Мне не деньги были уже нужны, а… место, что ли. Где все наконец мое. А все они там, за флажками…

Я вздохнул на этом месте, может быть и потому, что у меня такого как раз и не было.

И вдруг лифт на все это тоже откликнулся и поехал.

А я успел-таки на самолет - потому что она отвезла меня в аэропорт и еще потому, что вылет состоялся на три с половиной часа позже указанного в билете. И потому еще, что в аэропорту Римини (ну совсем как наш сочинский!) на чартерных рейсах они ждут всех, до победного конца.